Олег Султанов


Девичья Башня, г. Баку
г. Усинск г. Москва
28.11.2024 г.
Главная arrow Оставить отзыв
Главное меню
Главная
Биография
Публикации
Контакты
Оставить отзыв
Старая версия сайта
Карта сайта
Южный Кавказ
Статьи
Новости региона
JoomlaWatch Stats 1.2.7 by Matej Koval

Countries

80.5%UNITED STATES UNITED STATES
13.3%CHINA CHINA
1.8%CANADA CANADA
1.5%SERBIA AND MONTENEGRO SERBIA AND MONTENEGRO
1.5%RUSSIAN FEDERATION RUSSIAN FEDERATION
0.5%NEW ZEALAND NEW ZEALAND
0.1%SAUDI ARABIA SAUDI ARABIA

Visitors

Today: 3


С чего заканчивается Родина? Печать E-mail
Рейтинг: / 16
ХудшаяЛучшая 
Автор Агамали МАМЕДОВ   
05.03.2012 г.

С чего заканчивается Родина?Март 2012 года. Позади новогодние праздники с шампанским и салатами, подарками и поздравлениями, Рождество, Масленица, выборы. Все как обычно, все та же обреченность на просмотр TV. Специально до марта не писал, хотел отбросить все наносное, мимолетное, эмоциональное. Не получилось, остается тяжелый осадок от ТV - неужели это и есть все, чем ныне богата наша культура: поющие трусики и «звезды», чей срок «любови цыганской короче» (А. Блок)?

Желчный, но пронзительный древнеримский философ Боэций презирал народную молву и вкусы за то, что не могли они отличить красоту и добро от пошлости. А сегодня, в эпоху тотального знания, можем ли мы отличить их, противостоять пошлости? Если З. Гиппиус в начале прошлого века предупреждала, что в русской литературе происходит переход от «понятного о понятном к непонятному о непонятном», то мы б мечтали о таком непонятном, но сложном, высоком. Не хотелось бы цитировать (сатирик М. Задорнов делает это лучше...) отрывки из современных песен, ибо виден явный эстетический диссонанс от восприятия их и песен, фильмов прошлого столетия. А ведь прошло более 20 лет, иль здесь «не бывает благодатных времен»? А может, сама культура, продавшая себя за рюмочку похвалы (В. Розанов), попав в прокрустово ложе рынка и постмодернизма, ищет свои новые пути? И человек праздный (Т. Веблен) когда-то поневоле осознает: Simus ut sumus aut non simus - «останемся как есть или перестанем вовсе быть». Или же как в советской песне: «Если долго мучиться, что-нибудь получится».

Не надо, уже получается, и неплохо! Засилье пошлости и откровенного хамства.  Если француз Делиль (18 в.) каялся, что в литературу впервые ввел слово «корова» (обозначающее нечто низменное), а в 70-х годах прошлого века мат был уделом, в основном, эмигрантской литературы а-ля Ю. Алешковский и К°, или же маргинальных писателей. Сейчас же это даже не эпатаж, это modus vivendi современной эрзац - интеллигенции. И все это становится тотальным, общепринятым, чуть ли не обязательным (да здравствует цензура?). А дальше - по М. Хайдеггеру: «бытие с другими» полностью растворяет свое присутствие всякий раз в способе бытия «других». Мы наслаждаемся и веселимся, как люди веселятся, мы считаем, смотрим и судим о литературе и искусстве, как люди смотрят и судят, но мы и отшатываемся от «толпы», как люди отшатываются; мы находим «возмутительным», что люди находят возмутительным... Эта срединность, намечая то, что можно и должно иметь, следит за всяким выбивающимся исключением. Всякое превосходство без шума подавляется. Все оригинальное тут же сглаживается как издавна известное (к вопросу о барьерах на пути на экран). Забота срединности обнажает... «уравнение всех бытийных возможностей». В этом мире все строится на стремлении стать «как все», поэтому оказывается, «что никто не тот, кто должен за что-то постоять».

В неподлинном существовании индивид оказывается жертвой видимости, воплощенной в повседневности, ему необходимо найти себя, проявить способность быть самостью, вырваться из банальной повседневности. Выходом из этого, убежден М. Хайдеггер, является голос совести. «Совесть вызывает самость присутствия из потерянности в людях», подталкивает к стремлению реализовать себя.

В своей книге «Ступени органического и человек» Х. Плесснер пишет: «Человек, не понимающий своей эксцентрической трагедии, выходит в мир обнаженным и беззащитным, он (человек) обречен быть объектом насмешек. Но есть спасение от этого - Искусство». Но искусство стоящее, настоящее, гуманное, а не эрзац - образцы, которые нам постоянно навязывают.

Екатерина II объясняла В. Храповицкому, что-де «оттого и погибла Франция, qu`on tombe dans la crapule et les vices. Опера Буфф всех перековеркала». Ведь действительно, история ничему не учит. Ведь такая же вакханалия погубила Древний Рим (Э. Гиббон «Упадок и разрушение Римской империи» или некогда популярный фильм «Калигула») и Францию. Когда Париж стал центром «новизны», городом-символом, испытанием, экзаменом, Ж. Гобино отмечал, что «за городскими воротами начинается совершенно другой народ, с другими ценностями». Быть в Париже означало быть модным, салонным и светским. Вся Европа осуждала Париж за это, но хотела б заполучить у себя такое же, и оплачивать труд французских наставников (мода на французских гувернеров и учителей музыки, танцев и т.д.). Неслучайно аббат Галиани называл Париж «ce café de l'Europe», европейской кофейней.  Власть моды (некая аллюзия на наш шоу-бизнес) нигде не тиранит людей больше, чем в Париже, ее (моды) власть более не ограничена, чем власть короля (лорд Честерфилд).

В «воспоминаниях» Казановы описывается «посвящение в Париж», где «Боги, которые обитают здесь, хотя им и не воздвигают алтарей, суть новизна и мода». Происходит переход к «гинекократии», к феминизации общества (И. Бахофен), когда самые сложные государственные вопросы решались в салонах, в приемных у фавориток. Быть современным (передовым) и тем самым принятым у мадам дю Деффан значило «ненавидеть деспотизм, обожать Англию и свободу» (В. фон дер Хейден-Ринш). То есть и тогда «кадры решали все».

Мудрый Вольтер прекрасно выразил кредо новой эпохи: «Я есмь тело, и я мыслю, больше я ничего не знаю». Чем все это закончилось, мы знаем - появилась масса челкашей, вначале «поклонявшихся волхвам», затем и их отвергших, «не читки требует с актера, а полной гибели всерьез» (Б. Пастернак).

Конечно, и сейчас можно не видеть апокалиптических трендов, как пушкинский герой «плюнуть и поцеловать». Снобы ссылаются на Шеллинга, что форма умирает, достигнув совершенства. Можно подождать и это отомрет само собой. Можно! Сейчас все можно, дозволено все. А дозволено ли? Не упустим ли «мерцающую реальность бытия»?

Устами каждого воскликну я "Свобода!",
Но разный смысл для каждого придам.
Я напишу: "Завет мой - Справедливость!"
И враг прочтет: "Пощады больше нет"...
Убийству я придам манящую красивость,
И в душу мстителя вольется страстный бред.
Меч справедливости - карающий и мстящий -
Отдам во власть толпе... И он в руках слепца
Сверкнет стремительный, как молния разящий, -
Им сын заколет мать, им дочь убьет отца.
Я каждому скажу: "Тебе ключи надежды.
Один ты видишь свет. Для прочих он потух".
И будет он рыдать, и в горе рвать одежды,
И звать других... Но каждый будет глух.
Не сеятель сберег колючий колос сева.
Принявший меч погибнет от меча.
Кто раз испил хмельной отравы гнева,
Тот станет палачом иль жертвой палача.

А ведь это 1906 год!

Впереди образ Хама, массового человека, одномерного человека. И что, все опять по кругу? Как писал Г. Белль, упадок государства начинается с падения музыкальных вкусов.

Включите свой телевизор, настройте музыкальный канал; чувствуете, как рушится Россия?

Агамали МАМЕДОВ,
доктор социологических наук, профессор, заведующий кафедрой социологии коммуникативных систем социологического факультета МГУ имени М.В. Ломоносова.

 

У Вас недостаточно прав для добавления комментариев.
Возможно, вам необходимо зарегистрироваться на сайте.

« Пред.   След. »


EnglishFrenchGermanItalianRussianSpanish
Последние комментарии
© Олег Султанов, 2005-2024
Перепечатка материалов только с согласия автора
Rambler's Top100 Дизайн и верстка -
AuroraScorpio © 2007